Соблазнить герцогиню - Страница 84

— Ну? — Филипп пристально посмотрел на дворецкого.

Фэллон приосанился и доложил:

— Уже несколько дней она вечером не выходила из дома Северли. И этим вечером не выходила.

— Ты уверен? Может, она все-таки была в одном из игорных домов, куда любит наведываться?

Дворецкий уверенно покачал головой:

— Нет, ваша светлость. Как вы и просили, я посылал конюха на противоположную сторону улицы, чтобы он наблюдал за домом. Так вот, она ни разу не выходила.

Филипп снова посмотрел на часы. Если Шарлотта до сих пор находилась в доме Северли, то вряд ли могла в такой час поехать куда-либо развлекаться.

Отлично, — кивнул герцог. Усевшись в кресло у камина, спросил: — А чем же она занималась до наступления вечера?

Тихо, монотонным голосом Фэллон принялся докладывать о занятиях Шарлотты. Время от времени он делал паузы, чтобы ответить на вопросы хозяина.

Оказалось, что миледи не так уж и веселилась все последние дни. Утром — прогулка в парке. В одиночестве. Затем — прогулка по Бонд-стрит с леди Эммой Уитлок. Причем, ее светлость ничего не покупала. А леди Эмма сегодня приобрела огромную и уродливую лиловую шляпу с розовыми перьями. Потом, сегодня же, они проехались по Гайд-парку, а в какой-то момент были замечены за беседой с лордом и леди Фицуильям. И ее светлость хмурилась.

— Почему она хмурилась? — спросил Филипп.

Дворецкий пожал плечами:

— Трудно сказать, ваша светлость. Мой человек находился не настолько близко от них, чтобы услышать их разговор.

Филипп надолго задумался, потом спросил:

— А в остальное время она была веселой?

Дворецкий уставился на герцога, раскрыв рот; было очевидно, что этот вопрос ужасно его смутил. В таком смущении Филипп видел старика лишь один-единственный раз, — когда застал его в конюшне за игрой в карты с Шарлоттой.

— Простите, ваша светлость, но я не просил слугу докладывать о тех случаях, когда ее светлость радовалась. Так что насчет этого ничего не могу сказать. Но если хотите, то я расспрошу слугу, а потом вернусь и доложу.

— Да, хорошо, — кивнул Филипп. Дворецкий уже собрался выйти за дверь, но герцог окликнул его: — Фэллон!

Тот обернулся:

— Слушаю, ваша светлость.

— Спасибо тебе. Огромное спасибо.

Фэллон кивнул и пробормотал:

— Не за что, ваша светлость. — В следующее мгновение он вышел за дверь.

Поднявшись, герцог в задумчивости прошелся по комнате. Усевшись за стол, пробормотал:

— Вроде бы все ясно, предельно ясно… Только что же из всего этого следует?

Действительно, что он собирался предпринять потом, после окончания бракоразводного процесса? Конечно, процесс продлится еще некоторое время, но он ведь непременно закончится, не так ли? И в суде, конечно же, удовлетворят его прошение о разводе — в этом не приходилось сомневаться. Ведь почти весь Лондон был абсолютно уверен в том, что у Шарлотты, «скандальной герцогини», — великое множество любовников.

Что же касается его наблюдений за женой… Да-да, он вовсе не следил за ней, просто наблюдал. Так вот, не затянутся ли эти его «наблюдения» на всю оставшуюся жизнь?

— Следить за ней всю оставшуюся жизнь? — пробормотал Филипп с усмешкой. — Герцог Радерфорд всю жизнь следит за своей бывшей женой — забавно, не так ли? Впрочем, нет, вовсе не забавно, а очень грустно…

А ведь тогда, на музыкальном вечере, ему ужасно хотелось подхватить ее на руки и увезти с собой силой, как когда-то он увез ее из игорного дома. Но нет, теперь он не мог так поступить. Потому что за последнее время он действительно изменился и кое-что понял… Понял, что прежде, еще совсем недавно, был редкостным эгоистом — думал только о себе. А ведь Шарлотта давно уже хотела обрести свободу…

Да, она мечтала обрести свободу, и он, Филипп, обязан был с этим считаться. Хоть сейчас он наконец-то подумает о ней и постарается сделать так, чтобы она была счастлива. А без него она наверняка сумеет…

Тут снова раздался стук.

— Войдите! — крикнул герцог.

Дверь открылась, и вошел дворецкий. Поклонившись, он сообщил:

— Я расспросил слугу, ваша светлость.

— И что же он сказал?

— Хотя он специально не обращал внимания на выражение лица ее светлости, он все же помнит, что она в последнее время выглядела весьма серьезной. Именно так он выразился.

— Серьезной? — переспросил Филипп.

Дворецкий кивнул:

— Совершенно верно, ваша светлость.

— Ну… а была ли она радостной? Или может быть, грустной?

— Нет, не была ваша светлость. Только серьезной. Правда, еще и хмурилась в Гайд-парке, как я уже упоминал.

Поднявшись из-за стола, Филипп снова прошелся по комнате. Почему же Шарлотта была «серьезной»? Что это могло означать? В сущности, это совершенно ничего не означало. Потому что человек может быть серьезным по самым разным причинам. Может, например, просто задуматься о чем-то. Конечно, слуге следовало обратить внимание на ее глаза, на чудесные сапфировые глаза… Они могли искриться, блестеть, мерцать… Могли сверкать от ярости или становиться нежными… И лишь дважды в ее глазах не было совершенно никаких эмоций. Первый раз — наутро после свадьбы, когда он сказал, что не любит ее. И второй раз — когда сказал ей, что вовсе не собирался с ней разводиться. И этот ее абсолютно пустой взгляд будет преследовать его всю жизнь.

— Что ж, Фэллон, ты свободен, — сказал Филипп.

Когда дверь за дворецким закрылась, он опять уселся за стол и, взяв бумагу, перо и чернила, надолго задумался.

Лежа на диване в своей спальне в доме лорда Северли, Шарлотта в который уже раз перечитывала стихи Филиппа. Листок она держала перед собой, хотя давно уже выучила все стихотворение наизусть.