Услышав его приглашение, она сначала даже решила, что ослышалась или неправильно что-то поняла. Герцог Радерфорд, танцующий на ярмарке? Но ведь это неприлично, вульгарно, пошло… Более того — совершенно непостижимо. Во всяком случае, ничего подобного она даже представить не могла.
Но все-таки он пригласил ее, а она, чтобы не позволить ему взять свое приглашение обратно, тотчас же его приняла. И очень может быть, что ужасно сглупила.
Итак, присев в реверансе, Шарлотта с улыбкой ответила:
— Да, конечно, ваша светлость. Я с удовольствием с вами потанцую.
Конечно, она согласилась вовсе не потому, что очень уж хотела потанцевать с мужем. И уж конечно, не потому, что хотела сгладить неловкость, что возникла между ними несколько минут назад.
«Да-да, просто он застал меня врасплох», — уверяла себя Шарлотта. Кроме того, ей, наверное, хотелось посмеяться над мужем, хотелось посмотреть, как он выставит себя идиотом; почему-то она была уверена, что он никудышный танцор.
Мысленно улыбаясь и предвкушая развлечение, Шарлотта под руку с мужем направилась к площадке для танцев. Какое-то время они стояли у края площадки, наблюдая за танцорами. Когда же музыка, наконец, смолкла, раздались восторженные аплодисменты зрителей, а некоторые из танцоров аплодировали сами себе. После этого площадку заполнили другие пары, причем Шарлотта с Филиппом оказались почти в самой середине.
А затем один из скрипачей низкорослый плотный мужчина с лысиной и лохматой бородой, занимавшей добрую половину его лица, — поклонился зрителям и всем желающим потанцевать, после чего, опустив голову, принялся водить смычком по скрипке. И тотчас же все остальные музыканты подхватили мелодию, которую он стал наигрывать. Это была какая-то грустная баллада — явно не рил. Однако зрителям и танцорам мелодия понравилась, и многие из них закричали:
— Отлично, Билли, замечательно!
Шарлотта, приложив ладони к губам, присоединилась к хору.
— Замечательно, Билли! — завопила она.
Филипп посмотрел на нее с усмешкой, однако промолчал. А бородач Билли вдруг опустил смычок и опять всем поклонился. Когда же он вновь принялся водить смычком по скрипке, зазвучала та же мелодия, но теперь она с каждым мгновением звучала все веселее, и вскоре стало ясно, что музыканты играют настоящий рил — быстрый, веселый, безудержный.
Все танцоры тотчас же оживились, они двигались все быстрее, дабы не отстать от ритма.
У Шарлотты на несколько секунд перехватило дыхание, и все закружилось и завертелось у нее перед глазами — разноцветные юбки, отблески костра и веселые лица смеющихся людей. Но потом, уловив ритм музыки, она принялась отплясывать вместе со всеми, а про мужа, казалось, забыла.
Минуту спустя что-то заставило ее посмотреть на Филиппа, — возможно, он, чуть шевельнувшись, задел ее рукой. Да-да, именно чуть шевельнувшись! Потому что он даже не пытался танцевать — стоял абсолютно неподвижный. Словно окаменел. И лицо его совершенно ничего не выражало.
Тяжело вздохнув, Шарлотта остановилась, ее захлестнуло острое чувство разочарования. «Почему он даже не пытается танцевать? — думала она, глядя на мужа. — И почему же в таком случае пригласил меня на танец?»
Снова вздохнув, Шарлотта коснулась его руки. Ей почему-то казалось, что Филипп сейчас уйдет с площадки — это было бы совершенно естественно, уж если он не захотел танцевать.
«Может, и мне тогда уйти?» — промелькнуло у Шарлотты. Но она тотчас же отбросила эту мысль, когда Филипп повернулся к ней. «Его глаза… Какие же у него чудесные глаза», — подумала она, затаив дыхание.
«Они такие же, как всегда, — серые, — издевался над ней внутренний голос. — Да-да, серые, серые, серые…»
Обычно Шарлотта прислушивалась к своему внутреннему голосу. Прислушивалась и доверяла ему. Но сейчас она не желала его слушать и пыталась заглушить. Потому что сейчас у Филиппа и впрямь были чудесные глаза. Ярко-серебристые, источающие страсть и нежность. Да, не вожделение, а именно страсть и нежность. И теперь было ясно, что он получал огромное удовольствие, наблюдая за танцорами, пусть даже сам и не танцевал. И, как ни странно, Шарлотта вдруг почувствовала, что также получает удовольствие, стоя среди танцующих.
Но она по-прежнему смотрела только на мужа, не могла отвести от него глаз. Никто из них не промолвил ни слова, однако между ними, как ей казалось, возникло что-то новое, какая-то душевная близость — словно они лучше стали понимать друг друга.
Лучше понимать друг друга? Шарлотта со вздохом покачала головой. Нет, такого просто быть не может. Ведь Филипп никогда ее не понимал и скорее всего никогда не сможет понять. Что же касается его глаз…
О Боже, он ей улыбнулся! Растянул губы в чудесной ласковой улыбке. И Шарлотта не могла не ответить ему такой же улыбкой. Но уже в следующее мгновение она строго отчитала себя за то, что не прислушалась к внутреннему голосу, за то, что, не удержавшись, ответила на улыбку Филиппа. Ведь этого человеку нельзя было доверять — ни в коем случае! Будь он проклят, это Филипп, будь прокляты его серебристые глаза! И если она хочет сохранить независимость, то ей не следует смотреть в эти глаза.
Сделав над собой усилие, Шарлотта отвернулась. Она не понимала своих мыслей и чувств, и это очень ее беспокоило. Однако муж не должен был заметить ее беспокойство, а если бы заметил, то непременно этим, воспользовался бы.
Тут музыка стихла, и танцующие стали медленно расходиться, чтобы уступить место другим танцорам.
— Шарлотта, что же ты не танцевала? — неожиданно спросил Филипп.