Соблазнить герцогиню - Страница 49

Она вдруг схватила его за руку.

— Не танцевала, потому что ты не танцевал. Но мы можем наверстать упущенное, не так ли? Давай останемся на площадке и потанцуем.

Филипп промолчал, однако возражать не стал и не высвободил руку. И Шарлотта решила, что он согласен.

Минуту спустя, когда стихли аплодисменты, бородатый скрипач вскинул вверх руку со смычком, давая понять, что вот-вот снова зазвучит музыка.

Шарлотта, как и все остальные женщины, присела в реверансе. А затем мужчины ответили женщинам поклоном — все, кроме Филиппа.

Шарлотта взглянула на мужа вопросительно, но герцог не замечал ее взгляда — он пристально смотрел куда-то в сторону, повыше ее правого плеча. «Что это значит? — удивилась Шарлотта. — Куда он так смотрит, на кого?»

Но тут зазвучала музыка, и бородач Билли, как и в прошлый раз, сначала сделал вид, что собирается играть нечто заунывное и меланхоличное. Потом, раскланявшись, он снова стал водить смычком по скрипке, превращая грустную балладу в быстрый и задорный рил.

Когда же Шарлотта вновь взглянула на мужа, он по-прежнему смотрел куда-то в пространство, и казалось, что губы его стали совсем тонкими — словно ниточки.

Шарлотта нахмурилась. «Неужели Филипп опять откажется танцевать? — подумала она. — Нет уж, на сей раз он не должен так поступить, иначе, зачем же он остался?»

Но, увы, она ошиблась. Какое-то время герцог стоял без движения, потом вдруг развернулся и через несколько секунд исчез за спинами зрителей.

Шарлотта быстро шагала в сторону леса, сейчас она находилась между Рутвен-Мэнором и Шеффилд-Хаусом.

И казалось, что вот-вот начнется дождь.

Темные тучи затянули небо еще на ярмарке; когда же они приехали в Рутвен-Мэнор, отдельные капли уже изредка падали то здесь, то там, однако настоящий дождь, тот, которого она ждала, еще не начинался.

Ехали же они молча, никто из них за всю дорогу не проронил ни слова. И Шарлотта все время смотрела в окно, чтобы не видеть серебристых глаз мужа. Но один раз, украдкой взглянув в его сторону, она заметила, что он смотрел на нее как-то странно — так словно пытался разглядеть в ней что-то такое, чего прежде никогда не видел.

Да и на ярмарке он вел себя довольно странно. Сначала пригласил ее на танец, а потом…

Нет-нет, она не могла бы сказать, что обиделась на него. Нисколько не обиделась. Просто его поведение озадачивало и вызывало беспокойство. И что еще хуже, она не понимала своих чувств, не знала, как сейчас относилась к мужу. Было ясно: она относилась к нему уже не так, как прежде. Но как именно? Этого Шарлотта не знала и поэтому все сильнее нервничала. К тому же ужасно злилась — и на себя, и на Филиппа.

Тут, наконец, пошел дождь, и уже несколько минут вода низвергалась на нее потоками. Прохладные струйки стекали по ее лицу и по волосам, одежда прилипала к телу, а туфли громко хлюпали при каждом шаге.

Наверное, она любила дождь. Во всяком случае, сейчас ей казалось, что любила.

А что касается Филиппа… Нет-нет, не думать о нем! Ведь именно поэтому она и отправилась сейчас в лес — чтобы не видеть его и не думать о нем. А дождь ей не страшен. Она ведь любит дождь, не так ли? К тому же дождь никогда ничего от нее не требовал, никогда не играл ее чувствами. И ей никогда не приходилось притворяться перед дождем, лгать ему, думать, почему он идет. С дождем все предельно ясно: он идет, потому что идет, вот и все. А вот Филипп…

Тут Шарлотта вдруг споткнулась и, ухватившись за ветку дерева, с трудом удержалась на ногах.

— Черт возьми… — пробормотала она сквозь зубы. — Проклятый дождь… Здесь из-за него ужасно скользко…

Сделав еще несколько шагов, Шарлотта вдруг громко рассмеялась. А потом расплакалась. Но она не знала, что заставляло ее плакать и смеяться, — просто смеялась, когда хотелось, и плакала, когда хотелось.

«Наверное, все дело в дожде, — пыталась убедить себя Шарлотта. — Под таким дождем, должно быть, всегда так — то плачешь, то смеешься».

Сжав кулачок, она изо всей силы ударила им по стволу дерева.

— Проклятие! Черт бы побрал этот дождь! Черт бы побрал Филиппа!

Тяжко вздохнув, Шарлотта опустилась на землю и прислонилась спиной к дереву. Она ужасно злилась на Филиппа. И на себя, конечно же.

А может, на мужа она вовсе не злилась?..

Закрыв глаза, она попыталась представить его в разных ситуациях. Но в памяти возникал только образ Филиппа с той самой маской на лице — все остальное никак не удавалось вспомнить. Интересно, почему? Может быть, потому, что он слишком уж часто носил маску?

Филипп, наверное, ни за что не отважился бы выйти под дождь. И он бы никогда не понял, почему она, Шарлотта, предпочитает продрогнуть до костей под холодным дождем, хотя могла бы сидеть в тепле, в сухой гостиной, перед пылающим камином.

Но почему же она решила, что он изменился?

Да, несколько раз Филипп вел себя очень мило, но это совершенно ничего не значило. И, конечно же, он относился к ней по-прежнему.

Как она могла подумать, что он изменил свое мнение о ней? Ведь было ясно, что она до сих пор ничего для него не значила. И просто нелепо было бы предполагать, что Филипп любит кого-то, кроме себя самого.

Ясно и то, что она, Шарлотта, всегда была лишь средством для достижения какой-либо цели. Так будет всегда — в этом не могло быть сомнений.

Но почему же она все время думала о нем? Почему думала о нем даже сейчас, сидя под холодным дождем?

Господи, ведь это просто смешно. Однако ей больше не хотелось смеяться. И плакать тоже не хотелось.

Хотелось просто сидеть под дождем. Сидеть так долго, чтобы окончательно замерзнуть. Возможно, тогда ей удалось бы не думать о Филиппе, а думать только об окоченевших руках и ногах… Да-да, она с радостью примет все, что поможет ей забыть про него.