Соблазнить герцогиню - Страница 65

Тут он поднес ее пальцы к губам и прошептал:

— Спасибо тебе, Шарлотта. — Он заглянул ей в глаза. — Мысль о том, что ты не желаешь моей смерти, очень меня согревает.

— Гм… — Шарлотта пожала плечами. Почувствовав, что ей ужасно хочется броситься в объятия Филиппа, она заставила себя нахмуриться и проворчала: — Думаю, тебе следует одеться.

Он снова поцеловал ее руку, затем переплел свои пальцы с ее пальцами. И почему-то этот его жест ужасно смутил Шарлотту. Густо покраснев, она отвернулась. Однако не сделала попытки высвободить руку.

— Боишься, что не сможешь контролироваться себя? — спросил он, когда они зашагали к дереву, под которым лежала его одежда.

— Ужасно боюсь! — Шарлотта фыркнула, как бы давая мужу понять, что он сказал глупость. — Пойдем быстрее. Тебе необходимо одеться, иначе простудишься.

— Ты беспокоишься за меня? — спросил Филипп с улыбкой. Шарлотта промолчала, а он вдруг заявил: — Между прочим, нам с тобой надо кое-что обсудить…

Шарлотта и на сей раз промолчала. Филипп же, с усмешкой взглянув на нее, проговорил:

— Так вот, мне показалось, что ты жульничала при игре в карты. Но я, как истинный джентльмен, конечно же, не мог тебе об этом сказать во время игры. Но зато теперь я могу заявить о своих подозрениях… Видишь ли, мне показалось, что у тебя в какой-то момент вдруг появилась трефовая дама… Что ты на это скажешь?

«Проклятие, какие же у него соблазнительные губы…» — думала Шарлотта. Мысленно выругавшись, она отвернулась — только бы не видеть этих губ!

— Что же ты молчишь, Шарлотта? Я спросил про даму. Как она у тебя появилась?

Не глядя на мужа, Шарлотта пробурчала:

— На стуле… У меня под юбкой… Она случайно там оказалась, когда карты упали. Не могла же я прерывать игру из-за этой находки. Но я вовсе не собиралась жульничать.

Мгновение тишины.

Филипп немного помолчал, потом кивнул:

— Что ж, понятно.

Тут они наконец-то подошли к дереву, и Шарлотта, посмотрев на аккуратную стопку одежды, невольно вздохнула. Галстук, сюртук, рубашка, жилет, башмаки… Сколько же всего надевать!..

Ведь Филиппу потребуется целая вечность, чтобы одеться! Во всяком случае, минут пять. А она этого просто не выдержит…

Решив, что отправится домой одна, Шарлотта помахала мужу рукой и заявила:

— Что ж, я пойду. До встречи за ужином. Видишь ли, я только что вспомнила, что сейчас должна…

В следующее мгновение Филипп прижал ее спиной к дубу. Заглянув ей в глаза, прошептал:

— Полагаю, ты должна мне поцелуй. — Две-три капли воды упали с его мокрых волос и скатились по ее шее. Шарлотта невольно вздрогнула, а он добавил: — Прости, я не хотел, так получилось… — Филипп смахнул с ее шеи капельки влаги и, глядя ей в глаза, так же тихо продолжал: — Поверь, Шарлотта, я люблю тебя. И всегда буду любить. Ты должна мне поверить, понимаешь? — Он нежно поцеловал ее в висок. Снова заглянув в глаза, спросил: — Дорогая, ты ведь веришь мне?

Шарлота молчала. Молчала вовсе не потому, что не хотела отвечать. Просто она точно знала: если сейчас заговорит, то непременно расплачется.

Тихонько вздохнув, она закрыла глаза и сказала себе: «Да, верю. Потому что мне очень хочется в это верить…»

Весь следующий день, до самого ужина, они почти не разговаривали, но им не требовались слова — казалось, они и так прекрасно друг друга понимали.

За ужином же они наконец разговорились, и Филипп расспрашивал ее обо всем на свете, например, что она думала об индустриализации, предпочитала ли шоколад с ванилью или без, и нравились ли ей произведения Остен и творчество Шелли.

Филипп то и дело убеждал ее в том, что Уильям Макреди более талантливый актер, чем Эдмунд Кин, а Шарлотта вдруг заявила, что терпеть не может не только театр, но и оперу. Муж уставился на нее с искренним удивлением. Шарлотта же весело рассмеялась, а потом попросила его, чтобы он поучил ее итальянским ругательствам.

Все это напомнило ей те разговоры, которые они вели когда-то до свадьбы — тогда Филипп тайком уводил ее из родительского дома, и они прогуливалась по лесу, разделяющему их поместья. Разговоры их то и дело прерывались поцелуями и жаркими объятиями, и в такие минуты Шарлотте казалось, что так будет всегда. Когда же они беседовали, Филипп слушал ее очень внимательно — так, кроме него, умел слушать только Итан.

После десерта Шарлотта объявила о своем намерении удалиться к себе в спальню, и Филипп проводил ее к лестнице.

Осталось девять дней, — сказал он, когда она начала подниматься по ступеням.

Шарлотта остановилась и повернулась к нему.

Муж стоял, заложив руки за спину, и пристально смотрел на нее; казалось, он ждал ответа. Но что он хотел от нее услышать? И что она могла сказать ему сейчас? Может, рассказать ему о боли и отчаянии, с которыми она жила эти три года? Нет, едва ли стоило об этом рассказывать. Но не молчать же… Ведь надо хоть что-то сказать…

Лукаво улыбнувшись, Шарлотта проговорила:

— Мужайтесь, ваша светлость. Всего лишь несколько недель назад я бы с удовольствием понаблюдала, как вы тонете. А сегодня очень за вас испугалась.

Он тоже улыбнулся и тихо сказал:

— Выходит, я достиг серьезных успехов, не так ли?

Она кивнула:

— Похоже, что так.

— Но все-таки ты вчера далеко не сразу решила, что должна спасти меня, — с ухмылкой заметил Филипп. — У меня хватило времени на то, чтобы вернуться к тебе, шагая вдоль берега, — а ты только успела снять туфли.

Шарлотта выразительно пожала плечами, и от этого движения грудь ее приподнялась. Заметив, как вспыхнули серебристые глаза мужа, она отчитала себя за то, что невольно провоцировала его. Ей следовало понимать, что она играет в опасную игру…